Дмитрий Хван - Знак Сокола [СИ]
Ряжай, староста Петропавловки, с тревогой вглядывался в берег Селенги. Совсем недавно до деревни донеслись звуки далёких выстрелов. А уже через несколько минут подростки, пасшие коров, рассказали про незнакомых всадников, показавшихся в ближнем перелеске. И сейчас он сам видел их. Несколько воинов, похожих на тех бурят, что марийцы видели ещё в устье Селенги, объезжали селение, словно оценивая его. Петропавловка была прикрыта частоколом, а на нескольких домах были оборудованы башенки для стрельбы.
— Ряжай, надо сообщить в крепость, — проговорил Пегаш, назначенный в Селенгинске старшим по безопасности.
— О чём сообщать? — удивился староста. — О тех всадниках? Их слишком мало, чтобы беспокоиться.
— А как же выстрелы, что мы недавно слышали? Ежели не Чоткар, то кто это был?
Когда из-за холма показались плотные ряды степняков, Ряжай моментально поменял свой настрой. А Пегаш не медля более ни минуты, побежал в правление связываться с крепостью, чтобы сообщить о появившихся у селения чужих воинах. Как и требовали от него правила безопасности. Набат возвестил жителям Петропавловки об угрозе нападения. Мужчины доставали ружья и винтовки, хватали боеприпасы и занимали свои места на стене или в башнях, кои каждому Пегаш определили заранее — ещё при строительстве частокола.
— Крепость, крепость! — вызывал тем временем селенгинского радиста сельский безопасник. — Петропавловка на связи!
А всадники между тем начинали крутить свою карусель вокруг стен селения, постепенно убыстряя бег лошадей. Топот сотен лошадиных копыт сливался в непрерывный гул, не самым лучшим образом воздействующий на неопытных ещё в военном деле сельчан. Не сказать, чтобы они опасались боя или, тем более, трусили. Вовсе нет. На Ангаре все мужчины и подростки в обязательном порядке прошли курсы стрелкового боя и сдали зачёты по стрельбе, перезарядке на время и чистке оружия, а наиболее толковые и любознательные обучались самостоятельному снаряжению патронов.
— Наши-то, Чоткар и Варас с Миклушем, выехали из крепости ещё с утра, — вернулся к старосте Пегаш. — Не иначе, спрятались или погибли мужики.
— Надо принести жертву! — Ряжай приказал зарезать белого барана, соблюдая ритуал.
Напряжённо наблюдая за вереницей чужаков, кружащих вокруг селения, марийцы ждали, что же будет дальше. Степняки не заставили себя долго ждать. Словно по общей команде они принялись пускать стрелы в защитников села.
— Стреляйте, братья! — Пегаш закричал, что было силы, когда увидел, что несколько человек упало и их белые одежды окрасились кровью. Винтовки подхватили подростки, а женщины оттащили раненых в дома, чтобы оказать помощь. Двоих убитых сложили у стены, прикрыв материей. Началась пальба. Всадников вышибало из сёдел, раненые лошади ржали и храпели. На землю, орошённую конской и человеческой кровью, кувыркнулось уже с десяток степняков. Кто-то из них пытался отбежать в сторону, но был немедленно сбит и затоптан лошадиным валом, не успев и вскрикнуть. Над частоколом стоял сизый пороховой дым, скрывая отбивающихся марийцев в своём мареве. Сыновья сражавшихся мужчин, сидя на мостках, заряжали и передавали им ружья и винтовки, чтобы обеспечить нужный темп стрельбы. Пегаш снова связывался с Селенгинском, нужно было вызвать подмогу — всё-таки врагов было слишком много, а раненые продолжали пополнять организованный в избе правления лазарет. Некоторые молодухи были близки к истерике. Заметив это, старостиха Ануш наорала на них и приказала греть воду, да рвать тряпки на бинты. Кое-кого пришлось и отхлестать по щекам. После этого восстановилось молчаливое спокойствие и женщины продолжали помогать раненым мужчинам.
Карусель степняков продолжала вертеться живым кольцом вокруг стен, но гиканье и посвист постепенно угасали, и всё больше раздавалось гневных воплей и криков, изрыгающих ругательства, полные бессилия. Марийцы, тем временем, уже наученные потерями, приноровились ловчее прятаться за укреплениями и палить в неприятеля. А враги уже постепенно снижали темп, в первую очередь из-за того, что образовывающиеся завалы из трупов людей и животных не давали возможности продолжать круговерть. Трупы приходилось огибать, перепрыгивать, а значит — терять заданный ритм. Обороняющиеся это использовали сполна — всё больше недвижных степняков лежало перед посёлком. Немало было и тех, кто оглашал окрестности предсмертным воем.
— Ну что там? — нетерпеливо крикнул Пегашу взмокший от жары и неимоверной усталости Ряжай. — Помощь будет?
— Да! — кивнул тот. — В крепости переполох. В нашу сторону вышел караван до Параньги. Воевода Кузьма Фролыч выслал отряд казаков, чтобы опередить его.
— Как Чоткара вообще выпустили без сопровождения казаков!? — воскликнул староста, поймав на лету заряженную сыном винтовку, он выглянул из-за частокола и выцелив натянувшего лук степняка, выстрелил.
— Уходят! Убегают! — раздались торжествующие крики со стен. — Проклятые, бегите отсюда!
Потеряв ещё с дюжину воинов, враги отступили от стен посёлка, рассыпавшись по полю. Марийцы, отбившие штурм врага, торжествующе поднимали руки вверх, обнимали друг друга. Измокшие, обессиленные, но донельзя радостные, они поздравляли своих товарищей с победой.
— Быть может, они ещё вернутся? — проговорил Пегаш, снова направляясь к радиостанции.
Ряжай молча проводил его глазами и вдруг закричал на одного из улыбавшихся мужиков, чей когда-то белый рукав рубахи сейчас был красен от крови:
— Кокша! Задери тебя медведь! А ну живо рану промывать и замотать холстиной!
* * *Джебсцун, собравший своих командиров в ближайшем к холму перелеске, был в бешенстве — откуда у неприметного посёлка огненный бой? Это же обычные скотоводы! Араты! Откуда такое богатство?
— Возможно, в каждом посёлке стоит сильный гарнизон? — осторожно предположил сотник Ценгун.
— Ты что слеп, как ночная крыса? — прорычал военачальник. — Это были араты! Простые людишки!
Остальные сотники согласились со своим начальником, а недруг Ценгуна, сотник Арвай сказал:
— И у каждого было не по одному стволу! Они меняли их, один за другим. За короткое время мы потеряли восемь десятков нукеров.
— Готовьтесь к ночному штурму! — рявкнул Джебсцун, разом оборвав излишнюю болтовню своих сотников. — А сейчас ставьте котлы на огонь, воинов пора кормить! После обеда — делайте огненные стрелы и шесты. Вяжите лестницы! Пошли вон!
Однако в котлах ещё не успело свариться просо, как в лагерь вернулись посланные к крепости разведчики. Точнее, половина от их числа. Джебсцун, встав с циновки, с каменным лицом вглядывался в приближающихся воинов. Их командир, спешившись на ходу, подбежал к военачальнику и, низко поклонившись, доложил, не поднимая головы:
— Господин, сюда спешно идёт сильное войско из крепости!
— Как! Откуда они узнали? Никто не покидал этого селения, мои люди обложили его со всех сторон! — покраснел от гнева Джебсцун.
— Значит, у чужаков были дозорные, господин, — склонился разведчик.
— Сколько их? — рыкнул степняк.
— Четыре сотни, не меньше.
Это стало неприятным ударом для начальника отряда. Выяснив, что враги будут здесь совсем скоро, начальник отряда вскочил на коня и приказал воинам готовиться к бою.
Через некоторое время к лагерю прискакали ещё двое воинов, доложившие, что отряд врага сильно растянулся, а телеги с пушками значительно отстали.
— А конные мчат сюда, у каждого из них есть огненный бой! — осаживая взмыленного коня ударами пяток, прокричал всадник.
— Когда они будут здесь? — напрягся Джебсцун.
— Скоро, очень скоро! — воскликнул воин. — Они видели нас и поначалу бросились толпой в погоню. Двоих наших свалили с коней, но вскоре мы оторвались от погони.
Тут же забегали люди, заржали кони — каждый из командиров собирал свой отряд, готовя воинов к скорому бою. Джебсцун с закипавшим в душе гневом видел, что лица воинов не были полны решимости и отваги, как перед нападением на селение. Он понимал, что его люди не выдержат столкновения с этим противником. Частый огненный бой вражеских солдат не давал ему возможности победить. Стало быть, думал он, оглядывая своих воинов, эти люди непременно разбегутся под обстрелом. Что это такое, степняк помнил слишком хорошо. Прошлым летом он едва остался жив после той кровавой бойни на Селенге. Теперь он понял, что надо делать…
— Слушайте меня, воины! Мы уходим домой! — огрев вставшего на дыбы коня плёткой, он поскакал на восток, в сторону редколесья, подальше от приближающегося противника.
* * *После ухода отряда, спешно собранного Усольцевым, в Селенгинске за старшего оставался лейтенант Владимир Басманов. Он был ещё из первоангарцев, число которых в этом воеводстве было меньше всего во всей Ангарии. По своим функциям Владимир не был управленцем — он отвечал за работу радиосвязи. Он, согласно инструкции, должен был по каждому нештатному случаю связываться с острогом в устье Селенги — небольшим поселением, где останавливались пароходы после перехода Байкала или перед ним. Постоянно тут жило лишь двадцать шесть человек — род Виктора Сафарова, одного из тех мичманов, кто попал первым в этот мир, если не считать погибшего канадского эколога. После того, как члены пропавшей экспедиции взяли курс на строительство цивилизованного общества и индустриализацию, он попросил Смирнова позволить ему пожить вдали от рождающегося на его глазах ангарского социума. После семнадцати лет, прожитых вместе с тунгусами он не нашёл в себе сил вливаться в новое строительство и хотел, в отличие от своего товарища Николая Васильева, дожить свой век подальше от фабрик и цехов. Посовещавшись с Соколовым, полковник предложил ему переселиться в дельту Селенги, где ставилось зимовье для радиоточки, работавшей на связь с Читой, Нерчинском и Селенгинском. Так зимовье получило неофициальное название Сафаровский острог. Передаваемая из забайкальских посёлков информация приходила в зимовье, а оттуда уходила в Порхов либо Новоземельск. Сам Виктор в радиопереговорах участия не принимал, обычно посменно работали его старшие сыновья Динар, Айрат или Рамиль. С ними-то и должен был немедленно связываться Басманов, как только ему стало известно о нападении на Петропавловку. Но его обескуражил приказ воеводы — в неожиданно резком тоне Кузьма Фролыч приказал ничего не сообщать в эфир. До тех пор, пока он не вернётся с победой. После того, как за Усольцевым закрылась дверь, лейтенант ещё с минуту оставался недвижим, переваривая сказанное ему. Сказать, что он был поражён, означало ничего не сказать. Во Владимире кипела целая гамма чувств, начиная от недоумения и заканчивая гневом. И вполне естественно, подобный приказ Владимир проигнорировал. Первым делом он ещё раз связался с марийской деревней. Тамошний помощник старосты передал ему последние новости. Пегаш сообщал, что враг, не выдержав огня, отхлынул от частокола и сейчас степняки находятся на удалении от стен деревни, держа несколько групп всадников на виду. Владимир предположил, что это делается для того, чтобы никто не вышел из деревни. В остальных деревнях раций не было и марийцам в некоторой степени повезло, что была атакована Петропавловка.
